Аврора Мальсибер ищет сложные отношения

Торфинн Роули | Thorfinn Rowle
имя менябельно

jacob elordi, lorenzo zurzolo
внешность менябельна

Дата рождения: возраст на 01.09.1979 - 20-24 Статус крови: чистокровный Ссылка на вики: Торфинн Роули

Образование: Хогвартс, СлизеринСторона: скорее всего помощник судьи в ММ, ПС

О персонаже

Торфинн Роули - молодой аристократ из древнего и уважаемого рода, он старше Авроры на несколько лет. Успешный чиновник Министерства магии, куда он устроился не по протекции, а благодаря холодному уму и железной воле. Человек, чья репутация безупречна, а манеры безукоризненны — идеальный продукт своего круга, умеющий скрывать истинную сущность под маской светской учтивости.

Его характер — это сплав интеллекта, цинизма и абсолютной самоуверенности. Он расчетлив, проницателен и лишен сантиментов. Его речь отточена, каждое слово взвешено и имеет цель. В обществе он излучает харизму лидера, но наедине с Авророй его маска спадает, обнажая подлинную природу — хищника, видящего мир как шахматную доску, а людей — как фигуры. Он не терпит глупости, слабости и беспорядка, будь то в делах министерских или в душевных порывах своей подопечной.

Их отношения — это алхимия власти и зависимости. Его спокойствие пугает Аврору больше, чем чужая ярость. Его тяжелый, изучающий взгляд заставляет её чувствовать себя словно под микроскопом — разобранной на детали, понятой до последней тёмной мысли. Он не признаёт её слабости и не принимает оправданий, видя в них лишь помехи на пути к её же собственному совершенству. Его авторитет перед ней непоколебим — он вправе и судить её, и наказывать, и миловать, когда сочтет нужным.

Он оберегает её. Так, как владелец оберегает редкий, но опасный клинок — затачивая его лезвие и держа в ножнах, когда тот не нужен. Он опасается, что Аврора так и останется всего лишь взбалмошной истеричкой, а не мастерицей манипуляций, которой он хочет её видеть. Боится потерять над ней контроль и увидеть, как её необузданная натура уничтожит её саму. Поэтому он не подавляет её, а направляет бурную энергию в нужное русло, видя потенциал в каждом её тёмном порыве.

Его уроки — это попытки закалить её, сделать неуязвимой. Он не обнимает — он ломает рёбра, чтобы проверить их прочность. Он тот, кто подарил ей на совершеннолетие засушенное сердце авгурея не для насмешки, а как манифест: «Всё, что ты называешь любовью — всего лишь анатомия.». Он является без приглашения, потому что считает, что должен быть рядом, даже если его не ждут. Его критика — это форма внимания, а его молчаливое присутствие — высшее одобрение.

Они больше друзья, но иногда ей кажется, что враги. В их отношениях Торфинн — учитель Авроры. Через жестокость, прямолинейность, через трезвость и боль, открывающую глаза на мир. Он препарирует при ней пикси, он спокойно говорит с ней об убийствах (о том, что она убила жениха своей сестры). Он всерьез угрожает тем, кто помыслит сделать ей плохо, жестокой расправой, не забывая упомянуть все самые кровавые детали, чтобы отбить желание ко вредительству раз и навсегда. Психопат? Социопат? Маньяк? А, может, все сразу. Я не вижу здесь пару, но если игра дойдет до чего-то похожего и/или эпизодов 18+ — я не буду против.

Дополнительно

Какие планы на игру: дружба через жестокость; ты открываешь мне глаза на окружающий нас прогнивший мир. Мы дорожим друг другом и какие-то тайны я могу доверить только тебе, а ты мне.
Пожелания по игровому активу: от 1 поста в неделю.

Я ищу

Рейнальф Лестрейндж | Raynalph Lestrange
#lovehate (все сложно)


Christian Bale (меняемо)

Дата рождения: до сентября 1927, 52 Статус крови: чистокровен Ссылка на вики:вот тут

Образование:Хогвартс, Слизерин 1945Сторона: Пожиратели смерти

О персонаже
I

У тебя на родине — море — чистая лазурь, фениксовые слезы — оно зализывает раны на руках шершавым своим языком. Выкормыш фей и революций, ты оказался французом больше, чем все твои родственники вместе взятые. Своеволие. Бунтарство. Очарование. И абсолютно заразительный смех. Один из красавчиков курса, ловец школьной команды квиддичу, отпрыск знатного и чистокровного рода – образ поверхностный, как набросок картины, что так и осталась незаконченной. Едва ли кто-то из твоих поклонниц, смотрящих на тебя, словно на божество, знал, какой ты на самом деле. Но маска падала и за ней был ты: настоящий, живой и теплый – с ритуальным ножом в руках, с белыми клавишами рояля, что окрашиваются твоей кровью в алый, с красками на пальцах и мглой, что свернулась клубком в левом подреберье. Я видела эту мглу лишь однажды – в твоих расширенных зрачках отражалась сама вселенная, готовая сгореть, словно спичка.
- Выпьешь со мной, Розье? – твой голос звучит хрипло, надтреснуто и тихо, и я делаю шаг вперед, а затем еще один, протягивая руку, словно стараясь подманить хищника – на запах, на прикосновение, на что-то мимолетное… может быть, понимание…Ты говоришь, сбивчиво, порывисто, словно пытаясь выплеснуть боль, что копится за грудиной вот уже сотню диких красных лун. Говоришь и пьешь. И мы оба знаем, что если нас застанут вдвоем – то это очень плохо кончится. Таковы законы рода, таковы законы крови – ты стал патриархом через пару недель после совершеннолетия, потеряв отца на войне, и с того момента был ответственен и за себя, и за всех остальных.

II
Ты женишься через два года после окончания школы. Собрав на роскошный прием весь цвет магической Британии. -Ничего личного, просто долг...- в твоём голосе звенит такая усталость, словно за это время ты стал старше на тысячу жизней. И на тысячу жизней мудрее. Мы пьем на брудершафт, и твой лёгкий поцелуй отдает горечью. Я прячу воспоминание о нем в стальную коробку, где-то на дне бездонного колодца и больше никогда не достаю.

У твоей первой жены глаза, словно два огромных аквамарина, она едва знает английский, и хлопает накрашенными ресницами, будто кукла из магазина игрушек. Она славная девочка, но тебя от нее почему-то воротит. Слишком правильная, слишком заботливая, слишком влюбленная. Инстинкт охотника подсказывал, что с такими не размножаются, но она со своей ролью справляется блестяще, родив с разницей в несколько лет двоих сыновей, и так же правильно и тихо отдает богу душу. Ты тогда вывалился из моего камина, и мы, сидя на полу, пили шампанское, прямо из бутылки, за твое «избавление» …
У твоей второй жены хватило ума не повторять ошибки предшественницы – она занималась собой, иногда – твоими сыновьями, но меньше всех -тобой. Тебя это устраивало, ровно до того времени, пока в бульварной газетенке не появилась крайне занятная статья. Ты свернул ей шею собственными руками. И официально в третий раз так и не женился.
III
Ты умеешь завязывать галстуки, Блэк? – ничего не значащий, дурацкий вопрос, с которого начинается путь по тонкой грани от «нельзя» до «можно», пальцы на автомате вяжут двойной Виндзор, но я не убираю своей ладони даже тогда, когда твои губы прикасаются к моему запястью. Нагло. Смело. На международных конференциях нас часто видят вместе, ты говоришь всем, что мы друзья, но правда в том, что мы никогда не были друзьями, Рей. Приятелями, и то с натяжкой. Замкнутый круг, который постепенно сузился настолько, что пришлось вернуться к исходной точке – к двум идиотам с неустойчивой психикой, с ярко выраженным комплексом Бога…
IV
Наверное, ты мог бы требовать с меня большего, но мы никогда, или почти никогда не говорили ни о чувствах, ни о будущем – совместного у нас никогда бы не получилось, а чужое было мало интересно. Но я действительно отдала тебе самое дорогое, что было у меня – часть своей души, часть своего сердца - свою старшую дочь. Отдала под защиту твоего рода, твоего дома, твоему сыну, чтобы когда-нибудь, увидеть в них наше общее продолжение. И я знаю, что ты ее бережешь. Иногда – даже от себя самой. Потому что любимых всегда берегут.

Дополнительно

Какие планы на игру: давай подадим политику под острым соусом из взаимного притяжения, и совместных тайн. Можешь попробовать склонить меня на сторону зла.
Пожелания по игровому активу: пост в неделю меня устроит. Сможешь больше - будет круто.
Связь с вами: тут, потом дам тг.
Другая информация:По тонкой грани - это для вдохновения. А если серьезно, то я открыта к обсуждению всего, что написано выше. Приходи, потанцуем на осколках стекла босыми.

Пример поста

Колким, как накрахмаленная простыня, завороженным осколками багрового зимнего солнца и изморозью фриволите на окнах большого зала, в густом, шершавом воздухе вечерний час близоруко щурил глаза, предвещая уснувшим сказки, а бодрствующим — воплощение самых сокровенных желаний, одним, единственным словом, оброненным кем-то случайно и вдруг, внося хаос в привычный студенческий уклад каждого, кто мог гордо именовать себя "старшекурсником". Тогда оно передавалось шепотом из уст в уста, и к утру нашло-таки свое обличие, воплотившись в красных буквах на тонкой пергаментной коже.

"Ежегодный Йольский бал состоится 21 декабря".

С того дня и разговоров было только что о бале, он, еще не случившийся, стал словно бы единственной темой обсуждения в гостиных, в Хогсмиде, на задних партах в классе зелий и трансфигурации, в теплицах, между горшков с мандрагорами и в тени покрытых пылью библиотечных полок, в девичьих спальнях - особенно, и даже на поле для квиддича было не скрыться от Йольского бала, игроки и так пользовались популярностью, а в те зимние дни за ними ходили девчоночьи стайки, и почти на каждом этаже слышались шепотки и смех. Особо ретивые студенты организовывали даже тотализатор, принимая ставки на то, кто кого пригласит, кто кому откажет, и сколько сердец разобьется в великую ночь праматери - первую, из четырнадцати Йольских ночей. На Слизерине подобная инициатива жестко пресеклась Риддлом, и Розье за подобный акт была до крайности благодарна.

Эллу предстоящий бал занимал куда меньше, чем "выше ожидаемого" по рунам: балов, в том числе и школьных, у нее, как у девушки из уважаемой чистокровной семьи предвиделось еще много, а вот с мечтой о кафедре ритуалистики можно было прощаться уже сейчас, не дожидаясь экзаменов, туда принимали только с высшим баллом, и у Друэллы оставалось слишком мало времени, чтобы подтянуть знания по предмету, который она иногда совсем не понимала. От того она предпочитала коротать вечера в библиотеке, ускользая из шумной гостиной, в объятия спасительной тишины, где мир не вращался, как заведенный волчок, и все было как раньше - без массовой истерии по поводу платьев, лент и главное - вопросов с кем и кто идет на бал. Волшебнице было из кого выбирать, к своим едва исполнившимся шестнадцати, она превратилась если не в красавицу, то в очень миловидную и обаятельную девушку, и не раз замечала на себе заинтересованные взгляды старшекурсников не только своего факультета, но и других. Но ни одному из троих мальчишек, осмелившихся позвать ее на Йоль, Друэлла так и не дала ответа, уклончиво обещая подумать, у Розье в запасе была еще почти неделя, но дальше тянуть с решением стало бы попросту неприлично. И Элла обещала себе, что обязательно сделает это в воскресенье, словно оставляя себе еще один, крохотный шанс на то, что Блэк все-таки ее пригласит...Не звать же ей, в самом деле, его самой, уподобившись Хаффлпаффке, совершившей неслыханную, по меркам чистокровного сообщества дерзость. Новость о том, что Айрин Смит позвала ее брата на бал произвела на факультете эффект, сродни бомбарде - разделив надвое такое сплоченное сообщество Слизеринцев - одни считали это откровенным моветоном, и самое пристойное, что Элле доводилось услышать от рассерженных девчонок,  безапелляционное, и надо сказать, не лишенное истины - "на таких как Айрин не женятся люди нашего круга", другие же отдавали дань уважения смелости и находчивости мисс Смит - не каждая рискнула бы собственной гордостью ради возможности покрасоваться рядом с Феликсом Розье. Сама Элла уважала Айрин за силу духа, а брата за то, что не позволил девчонке стать посмешищем в глазах всей школы и согласился, со всей присущей ему галантностью настоящего джентльмена. Ее собственная судьба решилась совсем уж буднично, обычным вечером вторника, и абсолютно не так, как пишут в любовных романах, зачитанных в девичьей спальне до дыр: без пылких признаний, украденных первых поцелуев и каких-то иных патетических жестов, было произнесено такое желанное для Друэллы: "Пойдем на бал вместе?", что она нашла в себе силы только утвердительно кивнуть в ответ, вновь возвращаясь к своим учебникам. Однако в Хогвартсе почти невозможно было долго скрывать секреты, особенно если парочка ежевечерне встречается в библиотеке и сидит там вдвоем, пока библиотекарша не начинает демонстративно и нарочито громко стряхивать пыль с книжных корешков и сердито стучать каблуками. Так что сначала Слизерин а потом и вся школа узнала о том, что Розье-таки заполучила Блэка в сопровождающие. Наставления от брата не заставили себя долго ждать, и Элла со всей покорностью, на которую была способна слушала про правила приличия, которые знала почти наизусть, и всегда старалась им следовать - ее нельзя было упрекнуть ни в ветренности, ни в навязчивости, ни тем более в том, что она под властью захлестывающей ее влюбленности забывала о том, кто она есть - продолжение великой фамилии, которой не пристало вести себя как обычная уличная девка. - Все в рамках приличия, Юбер, - улыбнулась ведьмочка, легким жестом убрав падающую на глаза брата челку.

А потом этот разговор забылся, потерялся в веренице предпраздничных дней, заполненных предвкушением волшебного момента праздника. В день Йольского бала она казалась себе особенно хорошенькой, платье из дефицитного в те годы, почти невесомого, газового шелка удивительно шло ей, пыльно-розовое, с вкраплением серебряных нитей, оно само по себе было произведением искусства, но Друэлла в нем напоминала юную Персефону, словно обратившись самой весною - безмятежно юной и от того совершенно и невыразимо прекрасной. А может быть все было таким от того, что ее вел на бал именно Сигнус. Они красиво смотрелись вместе - тоненькая и хрупкая, словно фарфоровая, Розье и серьезный, уверенный в себе Блэк. Она ловила на себе завистливые взгляды других девчонок, но предпочитала их не замечать: кто-то всегда оказывается удачливее, желаннее, и если сегодня это она, то стоило наслаждаться моментом волшебства. И замок действительно был прекрасен - переливался огоньками множества свечей, пах хвоей, цитрусами, обещая явить миру торжество рождения нового солнца, что обязательно взойдет завтра на небосклоне, проклюнется сквозь  облака, и начнется новый виток седовласой вечности, обещавший Друэлле Розье счастье. Разве может быть иначе, если улыбка Блэка предназначена ей одной, а музыка кажется самим воплощением волшебства на земле? Элла оставляет ему еще один танец - третий, последний из допустимых и приличных, и он кружит ее в вальсе, в чужих руках она ощущает себя такой легкой, одуванчиковым пухом, тонкокрылой феей из детской сказки, в действительности будучи лишь красивой бабочкой, летящей на чужой огонь. Бабочкой, что подпалила свои крылышки.
Она слышит это случайно, словно само мироздание решает открыть Друэлле великую тайну бытия - нельзя всегда получать желаемое. Для Блэка она - милая, умная и славная, а мимолетный роман - это совсем не то, что стоит предлагать сестре друга, даже  если она очаровательна. И ей не в чем было его упрекнуть: он никогда и ничего не обещал ей, и уж тем более не позволял себе перейти черту, и как-то ее скомпрометировать или ранить ее гордость. Друэлле тогда удается собрать в кулачок остатки самообладания и ничем не выдать своего потрясения, пальцы не дрогнули в чужой ладони, она смеялась вместе со всеми, отвечала на вопросы девчонок, пока вся их компания шла обратно к слизеринским подземельям, отговорилась головной болью от предложения ребят прогуляться -глупо было тратить остатки такой ночи на сон, и Элла утвердительно кивала, надеясь только на то, что они поскорее уйдут - плакать при всех бессовестно и неприлично...
Через минуты Розье почти бежит по этим, ставшим вдруг недружелюбными, коридорам, бежит сквозь чернильную темноту Йольской ночи туда, где ее вряд ли станут искать. Несет в себе великое знание - она сама себе все придумала и сама с легкостью уверовала в то, что Блэк влюблен в нее, и это знание горит в ней адским огнем, намереваясь выжечь в душе все, до самого основания, скелетного остова, и не оставить больше ничего, только пустую оболочку. А потом приходят слезы. Элла сдерживала их, как могла, зажмуриваясь до пляшущих за смеженными веками разноцветных точек - девочки великого дома Розье не плачут из-за мужчин, и Друэлла не собиралась быть первой, но ей было невыносимо, отвратительно больно. Снег падал с черного неба огромными хлопьями, белым пухом ложился на подрагивающие от подступающих рыданий, плечи. В груди было горячо, словно туда плеснули кипятка, и вдох вышел свистящим и булькающим, будто легкие были пробиты насквозь стальными наконечниками отравленных стрел. Она почти не чувствовала холода, и тело больше не защищало заледеневшую намертво душу. Колючие, злые слезы катились по щекам маленькой принцессы, и горе ее, горе залюбленного ребенка, было огромно и велико, как и горе всякого, кто впервые сталкивается с жестокостью и правдой мира, и не знает теперь, что с этой правдой делать - от ее бережно выстроенного хрустального замка не осталось ничего, кроме мелких стекляшек, он разбился вместе с сердечком Эллы Розье. И там больше не осталось надежды. А человеку без надежды жить невозможно. Она сползает по стенке Астрономической башни, кирпичная кладка царапает нежную кожу, оставляя на ней красные борозды, словно от когтей невидимого зверя. Платье тяжелеет от снега, превращающегося из хрустальной, чарующей красоты в кашу, но Друэлле отчего-то на это плевать. Сначала она пытается утирать слезы, тыльной стороной ладони, размазывая по лицу и помаду и тушь, но потом перестает делать и это - маленький, сломленный арлекин, завтра ей снова придется играть заученную роль отличницы и умницы, ни словом, ни жестом не выдавать внутренней пустоты, но ей хочется, чтобы завтра не наступило вовсе, и мир, летящий в преисподнюю, просто остановился, сошел с орбит и взорвался, не оставив после себя ничего - только пустоту.
Она не сразу слышит чужой голос, выныривая из под обломков разбитой мечты, словно из мутной болотистой воды, лишь с прикосновением теплых рук к обнаженной коже поднимает лицо, сквозь пелену слез различая знакомые черты - четкий абрис скул, синеву глаз, узнает по движениям, плавность хищника, готовящегося к прыжку уступает место резкости линий, они выдают чужие эмоции реверсом засвеченной фотопленки. - Ничего он мне не сделал. По крайней мере, ничего из того, о чем ты подумал...-голос ее тих, он выдает вселенскую усталость, а предательские слезы все катятся и катятся по лицу, диковинными жемчужинами, их можно собирать в пригоршни, нанизывать на леску, и складывать впрок, как сокровища, чтобы там, где-то далеко Сигнус Блэк мог себе купить на них и покоя и счастья. Он просто не любит меня, вот и все...
Просто. Все.