pacifica northwest
✦ gravity falls ✦

---

кровь — голубее некуда, денег у нортвестов снова полно, а ту историю с обманутыми лесорубами уже давно забыли, утерев кому надо слёзы долларовыми купюрами и не испытывая совершенно угрызений совести. лошадей у пасифики полная конюшня, высокомерия на пятерых и замечательное чувство стиля — всем кажется, что жизнь первой красавицы гравити фолз безупречна, но это, разумеется, не так.

почти всегда пасифика могла позволить себе почти что абсолютно всё, на деле позволяя даже больше: наряды, принцы, тренер по гольфу в багажнике, слуги, разве большая плата — этот звенящий колокольчик, чей звон почти врезался в мозг? как и в любой семье аристократов, у нортвестов в шкафах — скелеты, а в поместье — призрак, с которым она никогда бы не сумела справиться без чудака диппера с его дурацким дневником.

в шестнадцать пасифика соперничала с мейбл, не понимая, как эта выскочка вообще посмела с ней тягаться, набралась смелости спорить с отцом, несмотря на жуткий звон колокольчика — они её дрессировали как мартышку, — и бросила вызов биллу шифру, чего, последний, безусловно, не забыл. но вот пасифика его почти забыла: она выросла, получила блестящее образование и вышла замуж за того, кто больше понравился её отцу, чем ей — муж, кстати, взял фамилию нортвест и покорился жизни у жены под каблуком: пасифика не может не считаться с мнением семьи, но не считаться с собой не даёт.

сейчас ей тридцать, а её брак — одно название, но лучшие друзья пасифики — бриллианты, так что она весьма недурно живёт в гравити фолз, не замечая, как близнецы пайнс растворяются в памяти — то есть, на самом деле, только диппер. да, это происки билла шифра, и теперь пасифика уверена, что у стэнов пайнсов племянница всего одна (официантка в забегаловке, серьёзно?), и она только что вернулась в гравити фолз в компании красивой загадочной дамой, с которой точно не всё просто — на этот счёт пасифику не обмануть.

// окружение мейбл забыло про диппера, окружение диппера забыло про мейбл;
// билл шифр после курса психотерапии и он здесь совершенно ни при чём (при всём);
// пасифика красива и успешна, но явно не счастлива, как большинство сиятельных аристократок и nepobaby;
// «да, мой прапрапрадед обманщик, и что, поплачьте, если вас так это тревожит»;
// но, вообще, у пасифики много классных черт, а в нашей истории нет целиком положительных и отрицательных персонажей.

---

ждём нашу фэнси-красотку вместе с мейбл! прибегайте в лс сразу с примером любого поста.
мы над душой не стоим, но с собаками искать тоже особо не любим, поэтому ждём игрока, который не проваливается в текстуры и будет писать, в среднем, по посту в месяц. можно приносить свои хэды, сменить внешность (хотя зачем менять эстер экспозито) и веселиться вместе с нами   
графикой обеспечим: мейбл у нас мастер, я фломастер, будете ходить нарядная!

---

пример вашего поста

Духовный рост — то есть, кармическая реабилитация, — это совсем не так прекрасно, как обещают на рекламных флаерах разнообразных студий йоги, собраний групп поддержки или сект — и пойди разбери ещё, где что: на самом деле, он ещё противнее физического — реинтеграции после распада на частицы. Кто-то другой на месте Билла Шифра сказал бы, что подобного даже врагу не пожелаешь, но он же выучил, что врать, вообще-то, вроде как, нехорошо. Не понял правда, почему тогда все врут, да ещё зачастую ловко находят себе оправдание — с чего бы вдруг тогда ему нельзя так делать?

Подобные дилеммы, если честно, немного очень сильно выводили Билла из себя, поскольку мир людей всегда просто чертовски преисполнен лицемерием, но почему-то всех это устраивало, а ему приходилось делать вид, что он исправился — то есть, вообще-то говоря, играть вслепую, поскольку некоторых даже могила не исправит. Тем более, что Билл Шифр не был надломленным, зацикленным на боли или глубоко травмированным, что оправдало бы озлобленность: он просто зло по существу — против природы не попрёшь, особенно, когда не хочешь.

Но, таковы были условия сделки, а Билл оказался не в том положении, чтобы диктовать свои условия — пришлось употребить всё своё коварство, чтобы спастись из Терапризмы. А ещё, неприятно было признавать это, но Билл и правда изменился — можно сказать, что до неузнаваемости: он «открыл своё лучшее я» — другое дело, что это всё равно было его «я», а откуда бы у него взяться хорошему? Вообще, дихотомия добра и зла была свойственна, скорее, его родному двухмерному миру, тогда как здесь всё было интереснее, хотя ему и приходилось познавать всё заново.

«Ты сможешь, Треугольник!» — дурацкий мотивационный плакат со стены камеры как будто отпечатался на веке, и Билл видел его всякий раз, как закрывал свой глаз — отвратительно, но он же в самом деле смог! Да, это оказалось сложно, даже очень сложно — не потерять себя, а обрести. Сеансы «Терапевтического журнализма», «Час кукол» — у Билла и без того всегда была крайне богатая и изощрённая фантазия на пытки, но даже он был впечатлён. И тем не менее, он, вроде как, действительно нашёл себя, раз его выпустили? Да.

Осталось с этим «собой» познакомиться — пригласить на свидание, что ли.

Существование в виде треугольника — то есть, тетраэдра, — раньше его вполне устраивало, однако раз теперь он личность, то ему полагается тело, не правда ли? Билл «разрешил» себе человеческое тело: так же удобнее всего, и будет проще подобраться к Пайнсам — никто же не подумал, будто он забыл? То есть, все именно так и подумали: что он простил их и забыл о мести, но, в общем-то, держите карман шире — Билл Шифр ничего не забывает: он — зло, и память у него прекрасная. И ещё он теперь всё записывал: привычка с Терапризмы, которая даже почти не раздражала: не только у Стэнфорда Пайнса есть дневники!

Интересно, что стало бы с Диппером, если бы он наткнулся на дневник Билла Шифра? А впрочем, может, и неинтересно: мальчишка — редкостный зануда, душный адепт рациональности, так что он просто и скучно лишился бы рассудка.

Но вот его сестра — другое дело. Мейбл!

Мей-мей, Безнадёжная оптимистка, Звезда — с ней точно будет весело и увлекательно — что в этом плохого? У Билла не было чёткого плана испортить ей жизнь: чёткие планы — это уныло и только для тех, у кого нет воображения. У Мейбл Пайнс воображения в избытке, и жизнь она, похоже что, себе испортила сама. Впрочем, с ней трудно что-то утверждать наверняка: может, она мечтала работать в забегаловке? Кажется, это не престижно и даже странно — для людей ей ведь «уже» тридцать, и, кажется, к этому времени она должна была добиться большего. Но вот хотела ли? Билл — Вильгельмина: женское обличие показалось ему намного более перспективным, чем мужское, — не очень разбирался в социальных ожиданиях: в очеловечивании его успехи пока были очень скромными, он пока только понял что-то про концепцию поглощения пищи — и, в целом, пока этого вполне достаточно.

Под переливистую трель дверного колокольчика Вильгельмина зашла в забегаловку, где работала Пайнс: в это время народу здесь было немного, свободных столиков достаточно — не пришлось никого выгонять. Что, в общем-то, не помешало Билли как бы случайно сбить стопку газет со стола какого-то мужчины, который было возмутился, а потом посмотрел на неё — куда-то ниже шеи — и раздумал возмущаться: всё-таки хорошо, что Билли была женщиной.
— О, мне так жаль, — фраза-то правильная, но интонацию Билли подобрала такую, что у мужчины не было сомнений, что она совсем не сожалеет об этом недоразумении. И ладно? Кажется, когда женщина красива, она может делать, что хочет — удобно! Нужно запомнить.

Так, или всё же не очень удобно? Мужчина отложил газету и принялся докучать Мейбл тупыми вопросами, которым самое место было на кладбище идиотских подкатов, а потом вообще попытался шлёпнуть ниже спины — и шлёпнул бы, но сидевшая спиной к нему Вильгельмина ловко ухватила его за запястье, изящно поднялась и заломила ему руку за спину, коленом придавив к дивану.
— Если не можешь держать руки при себе, могу их оторвать, — и заменить котятами, да, Мейбл Пайнс? Жаль, это не считается социально приемлемым. — Проси прощения. Сейчас же! — странное социальное взаимодействие, но Билли нравилось командовать.
— П-простите, Мейбл, — морщась от боли, мужчина оставил на столе деньги — с щедрыми чаевыми, — и поспешил ретироваться из кафе под звон дверного колокольчика.
— Придурок, — бросила Вильгельмина под одобрительные кивки милых старушек из-за столика в углу: её поступок они посчитали благородным, даже не подозревая, что Биллом Шифром двигало другое чувство — собственности.

Никто не трогает его Звезду.

stan & ford pines
✦ gravity falls ✦

---

стэнфорд всегда блистал умом, блестяще учился и подавал надежды и должен был поступить в университет своей мечты — он поступил бы, если бы не стэнли, который сломал его изобретение. зачем? потому что не хотел, чтобы брат уезжал: в детстве они были неразлучны, постоянно что-то придумывали — поступок брата стэнфорд вполне справедливо посчитал предательством. долгие годы они прожили раздельно, и стэнфорд в это время попал в дурную компанию билла шифра (здесь хочу вайбы problematic ex'es) и заключил с ним сделку, впустив его в свой разум. он построил машину, написал три дневника, понял, что всё зашло слишком далеко и позвал стэнли, чтобы передать ему дневник, но они как обычно поссорились, и стэнфорд на тридцать лет застрял где-то между мирами, вернулся не особенно довольный.

стэнли харизматичный, предприимчивый: умом не блещет, но вот сообразительностью — однозначно, да. после ссоры с братом он был и коммивояжером, и менял личности, и проворачивал аферы. его дела были уже довольно плохи, когда ему пришла открытка стэнфорда, и стали ещё хуже, когда брат провалился в портал, и стэнли тридцать лет выдавал себя за этого брата, превратив его домик в лесу в «хижину чудес». очаровательный мошенник и прохиндей он много лет искал другие дневники, чтоб починить уже дурацкую машину и вернуть брата домой. согласился последить за племянниками и взял их на работу в хижину, что ещё значит, это незаконно? благодаря дипперу и мейбл нашёл ещё два дневника, вернул стэнфорда и продолжил с ним ссориться прямо во время сражения с биллом, потом притворился фордом и всех спас.

// прошло пятнадцать лет, стэны вернулись из плавания в гравити фолз: форд продолжил исследования, а стэн снова открыл «хижину чудес»;
// недавно к ним приехал их племянник диппер пайнс, успешный молодой учёный, который, кажется, немного тронулся умом, поскольку говорит о какой-то сестре, которой у него никогда не было;
// окружение мейбл забыло про диппера, окружение диппера забыло про мейбл;
// билл шифр после курса психотерапии и он здесь совершенно ни при чём (при всём);
// у билла много вопросов и к форду, и к стэну, и в этот раз он предстанет перед ними в очень необычном облике.

---

прибегайте в лс сразу с примером любого поста и берите понравившегося прадядю! оба по-своему колоритны и интересны, так что без дела не останетесь! мы с мейбл над душой не стоим, но с собаками искать тоже особо не любим, поэтому ждём игрока, который не проваливается в текстуры и будет писать, в среднем, по посту в месяц. можно приносить свои хэды, внешность нам с мейбл кажется идеальной, но можем обсудить, графику сделаем, хэдов отсыпем, диппера найдём, будет весело 

---

пример вашего поста

Духовный рост — то есть, кармическая реабилитация, — это совсем не так прекрасно, как обещают на рекламных флаерах разнообразных студий йоги, собраний групп поддержки или сект — и пойди разбери ещё, где что: на самом деле, он ещё противнее физического — реинтеграции после распада на частицы. Кто-то другой на месте Билла Шифра сказал бы, что подобного даже врагу не пожелаешь, но он же выучил, что врать, вообще-то, вроде как, нехорошо. Не понял правда, почему тогда все врут, да ещё зачастую ловко находят себе оправдание — с чего бы вдруг тогда ему нельзя так делать?

Подобные дилеммы, если честно, немного очень сильно выводили Билла из себя, поскольку мир людей всегда просто чертовски преисполнен лицемерием, но почему-то всех это устраивало, а ему приходилось делать вид, что он исправился — то есть, вообще-то говоря, играть вслепую, поскольку некоторых даже могила не исправит. Тем более, что Билл Шифр не был надломленным, зацикленным на боли или глубоко травмированным, что оправдало бы озлобленность: он просто зло по существу — против природы не попрёшь, особенно, когда не хочешь.

Но, таковы были условия сделки, а Билл оказался не в том положении, чтобы диктовать свои условия — пришлось употребить всё своё коварство, чтобы спастись из Терапризмы. А ещё, неприятно было признавать это, но Билл и правда изменился — можно сказать, что до неузнаваемости: он «открыл своё лучшее я» — другое дело, что это всё равно было его «я», а откуда бы у него взяться хорошему? Вообще, дихотомия добра и зла была свойственна, скорее, его родному двухмерному миру, тогда как здесь всё было интереснее, хотя ему и приходилось познавать всё заново.

«Ты сможешь, Треугольник!» — дурацкий мотивационный плакат со стены камеры как будто отпечатался на веке, и Билл видел его всякий раз, как закрывал свой глаз — отвратительно, но он же в самом деле смог! Да, это оказалось сложно, даже очень сложно — не потерять себя, а обрести. Сеансы «Терапевтического журнализма», «Час кукол» — у Билла и без того всегда была крайне богатая и изощрённая фантазия на пытки, но даже он был впечатлён. И тем не менее, он, вроде как, действительно нашёл себя, раз его выпустили? Да.

Осталось с этим «собой» познакомиться — пригласить на свидание, что ли.

Существование в виде треугольника — то есть, тетраэдра, — раньше его вполне устраивало, однако раз теперь он личность, то ему полагается тело, не правда ли? Билл «разрешил» себе человеческое тело: так же удобнее всего, и будет проще подобраться к Пайнсам — никто же не подумал, будто он забыл? То есть, все именно так и подумали: что он простил их и забыл о мести, но, в общем-то, держите карман шире — Билл Шифр ничего не забывает: он — зло, и память у него прекрасная. И ещё он теперь всё записывал: привычка с Терапризмы, которая даже почти не раздражала: не только у Стэнфорда Пайнса есть дневники!

Интересно, что стало бы с Диппером, если бы он наткнулся на дневник Билла Шифра? А впрочем, может, и неинтересно: мальчишка — редкостный зануда, душный адепт рациональности, так что он просто и скучно лишился бы рассудка.

Но вот его сестра — другое дело. Мейбл!

Мей-мей, Безнадёжная оптимистка, Звезда — с ней точно будет весело и увлекательно — что в этом плохого? У Билла не было чёткого плана испортить ей жизнь: чёткие планы — это уныло и только для тех, у кого нет воображения. У Мейбл Пайнс воображения в избытке, и жизнь она, похоже что, себе испортила сама. Впрочем, с ней трудно что-то утверждать наверняка: может, она мечтала работать в забегаловке? Кажется, это не престижно и даже странно — для людей ей ведь «уже» тридцать, и, кажется, к этому времени она должна была добиться большего. Но вот хотела ли? Билл — Вильгельмина: женское обличие показалось ему намного более перспективным, чем мужское, — не очень разбирался в социальных ожиданиях: в очеловечивании его успехи пока были очень скромными, он пока только понял что-то про концепцию поглощения пищи — и, в целом, пока этого вполне достаточно.

Под переливистую трель дверного колокольчика Вильгельмина зашла в забегаловку, где работала Пайнс: в это время народу здесь было немного, свободных столиков достаточно — не пришлось никого выгонять. Что, в общем-то, не помешало Билли как бы случайно сбить стопку газет со стола какого-то мужчины, который было возмутился, а потом посмотрел на неё — куда-то ниже шеи — и раздумал возмущаться: всё-таки хорошо, что Билли была женщиной.
— О, мне так жаль, — фраза-то правильная, но интонацию Билли подобрала такую, что у мужчины не было сомнений, что она совсем не сожалеет об этом недоразумении. И ладно? Кажется, когда женщина красива, она может делать, что хочет — удобно! Нужно запомнить.

Так, или всё же не очень удобно? Мужчина отложил газету и принялся докучать Мейбл тупыми вопросами, которым самое место было на кладбище идиотских подкатов, а потом вообще попытался шлёпнуть ниже спины — и шлёпнул бы, но сидевшая спиной к нему Вильгельмина ловко ухватила его за запястье, изящно поднялась и заломила ему руку за спину, коленом придавив к дивану.
— Если не можешь держать руки при себе, могу их оторвать, — и заменить котятами, да, Мейбл Пайнс? Жаль, это не считается социально приемлемым. — Проси прощения. Сейчас же! — странное социальное взаимодействие, но Билли нравилось командовать.
— П-простите, Мейбл, — морщась от боли, мужчина оставил на столе деньги — с щедрыми чаевыми, — и поспешил ретироваться из кафе под звон дверного колокольчика.
— Придурок, — бросила Вильгельмина под одобрительные кивки милых старушек из-за столика в углу: её поступок они посчитали благородным, даже не подозревая, что Биллом Шифром двигало другое чувство — собственности.

Никто не трогает его Звезду.

aldo rakan
✦ gleams of aeterna ✦

---

Альдо Ракан - потомок древнейшей династии истинных правителей Золотых Земель, чье происхождение окутано тайной канона до сих пор.
Альдо Ракан даже обликом своим статным и гордым, будто те прекрасные гальтарские статуи, напоминает Абвениев, покинувших Кэртиану в незапамятные времена.
Альдо Ракан - принц без трона, ведь трон у его предков отобрали еще Круг назад так подло.

И теперь, кажется, пришло время восстановить историческую справедливость?

Есть лишь одно "но". Вы никакой не Ракан, Альдо. Раканом не был и (не)ваш далекий предок - Эрнани Последний, которого якобы убил Рамиро Предатель во время вторжения Марагонского бастарда Франциска Оллара.
Доподлинно неизвестно, в какой именно момент Раканы на троне перестали ими быть, однако истинная кровь их в Кэртиане осталась до сих пор и принадлежит она вовсе не вам, ведь в действительности вы Сэц-Придд.

Опасная правда, которая почти никому неизвестна, даже вам. Возможно, именно поэтому вы и поступали настолько отвратительно, пуская под нож своей самой сильной страсти (куда там разумным вдовам!) всех и вся, что стояли у вас на пути к заветному трону Талига. Или лучше сказать Талигойи?
Возможно, именно поэтому вы пошли на сделку с гоганами, с самого начала не намереваясь выполнять взятые на себя обязательства?
А потом хотели обречь "ваш" собственный народ на голод, утопив житницу Талига в крови и огне?

Казалось, не существовало той мерзости, на которую вы бы не пошли ради трона. Только ведь и не мне вас судить, верно? Нас обоих взрастили на ядовитых сказках о прекрасной Талигойи и избранниках богов - Раканах. Мой отец погиб ради вас и теперь я, как его сын и как Повелитель Скал, обязан сделать всё возможное, чтобы довести дело до конца, даже если придется утопить в крови весь Талиг, ведь такова воля Кэртианы.

Но знаете, Альдо. Я слишком поздно понял, что не хочу этого и за свои ошибки заплачу сполна.
А вот что будете делать вы, когда узнаете - ни Талиг, ни Кэртиана никогда вам не принадлежали?

Итак, если вы спокойно отнеслись ко всем спойлерам в заявке и даже дочитали до этого момента, продолжим.
Биография Альдо почти вся от и до взята из книгоканона, поэтому мы настаиваем на сохранении ее именно в этом виде, за исключением уже отыгранных расхождений сюжета. Однако, что касается обоснования поступков, мотивации и характера персонажи - здесь более вариативно. Можете взять более приятный сериальный вариант (хотя и там Альдо отнюдь не слепо влюбленный в Мэллит наивный герой), или  можете играть того самого беспринципного и жестокого мерзавца из книг. Выбор за вами.

Однако я предлагаю все же выйти за рамки очерченного Верой Викторовной, и сделать так, чтобы Альдо узнал правду о своем происхождении. А уж что он будет с этим делать - разочаруется во всем мире, покаявшись в грехах, или, наоборот, лишь сильнее вцепится в захваченный трон, останется на ваше усмотрение. В любом случае, приходите, вы нам нужны любым.

От Робера:
Мы оба – изгнанники, нашедшие приют в солнечном Агарисе, с той лишь поправкой, что ты родился здесь, а я оказался вынужденно, после неудачного восстания. Восстания, поднятого с целью вернуть трон Талига или Талигойи Раканам, то есть тебе.
Наша дружба пропитана знойным солнцем, вечными лишениями и одиночеством, которое ты может и не чувствуешь или не желаешь признавать.
Ты щедро делишься монетами, полученными от очередной продажи очередного фамильного украшения. Я стараюсь вложить в тебя все свои знания и умения.
Это наша отправная точка. Получится ли у меня удержать Альдо Ракана от необдуманных поступков, порой слишком сумасбродных, вредящих ему самому, прозвучит ли смертельный выстрел, нам еще предстоит узнать и отыграть.
Просто приходи!

---

дополнительная информация: с меня пост раз в две-три недели, без птицы-тройки, в третьем лице, упоротые шутки за триста в нашей группе и, по желанию, обсасывание канона. С вас желание играть, не состоять в секте свидетелей канона, не пропадать и пост в таком же, примерно, темпе.  У каста есть сюжет, есть идеи, есть адекватность, а в данный момент дописывается еще и хронология событий. Если что-то будет непонятно, всегда подскажем, расскажем.

---

пример вашего поста

Трудно сказать, о чём именно думает его собеседник. Бывший виконт Валме, ныне граф Ченизу, никакой реакции на особняк Алвы и претерпевшие в нём изменения не выказывает, но много и со вкусом говорит о ничего не значащих мелочах, довольствуясь в качестве ответной реакции короткими кивками и редкими, заданными из остатков вежливости вопросами. Конечно, и вино он выбирает (Дик почему-то не удивлён) именно «Кровь», хотя в тот скандальный вечер у Марианны виконт пил, кажется, только «Слёзы» — пока взгляды всех остальных были прикованы к игральному столу, оруженосец Первого маршала с любопытством озирался по сторонам, впервые оказавшись в подобном месте.
Каким же наивным он был тогда! И будто из другой жизни.

— Значит, вы остались довольны и кампанией, и... Фельпом. — Это должно было прозвучать презрительно или хотя бы равнодушно, ведь Алва — убийца и безбожник, а восхищаться им — значит ни в суан не ставить чужие жизни. Однако же в собственном голосе звучит такая явная зависть, что Ричард в удивлении замирает, ощущая, как начинают гореть кончики ушей от стыда. Хорошо, что окно расположено сравнительно далеко от кресла, в котором расположился граф Ченизу, да и в кабинете, несмотря на зажжённые свечи, по-прежнему сумеречно.

— Я попрошу слуг растопить камин. — Неловко вклиниваясь между одами военному гению Алвы и красотами Фельпа, Дик отходит от окна лишь затем, чтобы дёрнуть позолоченный шнур, оставшийся ещё со времён прошлого хозяина особняка.

Как он мог не знать?

О ещё одной блестящей победе Ворона, на этот раз уже морской, Ричард, разумеется, слышал, даже находясь в далёком Алвасете. Пусть за пределы огромного имения, напоминавшего скорее замок, его практически и не выпускали (можете считать это домашним арестом, Соберано распорядился), привёзший письма гонец поделился и радостными новостями, заставившими самого Дика лишь обиженно насупиться.

Это он должен был сопровождать Ворона в Фельп в качестве порученца. Это он должен был стоять на палубе корабля, глотая солёные брызги, и наблюдать за тем, как вражеский флот охватывает паника — очередная безумная выходка не просто уровняла шансы на победу, но позволила выиграть битву!
Он. Герцог Ричард Окделл, оруженосец Первого маршала.
Не Марсель Валме, который даже не эорий по крови.

— Рад слышать. — Отвечает Ричард несколько невпопад, хмуро наблюдая за слугой, что уже пару минут пытался разжечь отсыревшие поленья.

И хотя злиться на виконта так же глупо, как и обвинять Алву в том, что в тот злополучный день Ворон ворвался на чужую казнь, дав себя ранить ради этого жалкого... Фердинанда Оллара, ничего поделать с растущим раздражением Ричард не может. А потому, сжав тонкую ножку бокала — кажется, ещё немного, и хрусталь расколется надвое, — он залпом выпивает благородную «Кровь», как солдаты пьют касеру. Не чувствуя ни вкуса, ни приятной терпкости на языке. Ничего.

К тому же от фамильярного «Рокэ» его передёргивает даже явственнее, чем от мерзкой ухмыляющейся рожи Айнсмеллера. На языке вертится что-то грубое про государственных преступников и дружбы с ними фельпских послов, однако Дик сдерживается, кивнув слуге, только-только закончившему возиться с камином.

— Хотите сказать, что вы ничего не знали? — Несколько искр отделяется от весело потрескивающего огня, направляясь прямиком к спокойно сидевшему напротив Марселю, но гаснут прямо в воздухе, не долетев каких-то пару бье.

На мгновение Ричарду представляется, как искры опадают на пушистый ковёр и обитые тканью подлокотники кресла. Как пахнет палённой шерстью, как моментально поднимается огненная волна, в которой сгорает и особняк, и он сам, и эта проклятая Ракана, что удавкой затягивает вину у него на шее.
Малодушно. Трусливо.

— Его Величество Альдо Ракан будет рад это услышать. Союзники нам очень нужны. — И последнее никоим образом не относится к самому Его Величеству Альдо Ракану. — Правда, мне не совсем понятно... Какая выгода будет от этого для самого Фельпа?

Пожалуй, впервые с момента их встречи в Ружском дворце Ричард буквально впивается взглядом в чужое холёное лицо, пытаясь отыскать признаки лжи или наигранности. Но то ли граф Ченизу слишком хорошо владеет лицом, то ли и правда верит в то, что говорит... А может быть, просто сам Дикон за всё время в столице так и не научился отделять правду ото лжи, что вероятнее всего.
Впрочем, политика действительно никогда не была сильной стороной Окделлов, и то, как мерзко использовал его Штанцлер, пытаясь чужими руками сделать всю грязную работу, до сих пор заставляет сжимать кулаки в бешенстве при каждом воспоминании.
С другой стороны, вполне в духе Ворона сорваться с места, ни перед кем не отчитываясь, никого не ставя в известность, чтобы потом выкинуть нечто такое, до невозможности безумное. Достаточно вспомнить хотя бы взятие Барсовых врат.

Так что внезапное возвращение в Ракану сначала Алвы, а потом и графа Ченизу действительно может быть просто совпадением. Или планом, в который его никто, естественно, посвящать не собирается. Тем более теперь, когда эра Рокэ...

— Что?

Ричард вздрагивает от неожиданности. Пальцы, сжимающие бутылку тёмного стекла, внезапно слабеют, а часть вина разливается по поверхности столика, до странного напоминая кровь.
Такого вопроса он точно не ожидал, ведь все знают... Альдо сам объявил во всеуслышание, что благодаря герцогу Окделлу...

— Это произошло случайно. — Говорить он начинает прежде, чем успевает осознать это, однако страх вновь ошибиться и довериться не тем, не тому заставляет тщательно подбирать слова. — Его Величество переоценивает мои заслуги.

Ричард ставит бутылку обратно на стол, тянется за полным бокалом и непонимающе смотрит, как вино в нём ходит мелкой рябью, запоздало понимая, что это его руки так дрожат. А ещё, что виконту... То есть графу Ченизу всё прекрасно видно.

— Альдо... Его Величество посчитал необходимым казнить Фердинанда Оллара во избежание возможных провокаций. И хотя герцог Эпинэ был против... — В горле противно пересыхает, и пальцы будто сами собой смыкаются на ножке многострадального бокала, тянут к себе рывком лишь затем, чтобы вновь наполовину опустошить, залить стыд и страх. — Люди Айнсмеллера оцепили улицы, примыкающие к площади, не знаю, как вообще герцогу Алве удалось прорваться.

Перед глазами вновь встаёт тот день. Холодный, по-осеннему промозглый. Собравшийся на площади немногочисленный народ из добрых обывателей бывшей Олларии жадно наблюдает, как к эшафоту подводят отрекшегося от короны Фердинанда. Как дрожат обвисшие его щёки, как путаются ноги. Жалкое зрелище.

— Жалкое зрелище. — Повторяет Ричард уже вслух, внезапно для себя понимая, что становится тяжелее фокусировать взгляд на гобелене с вепрями. В голове помимо всего прочего появляется непривычная лёгкость, пока ещё совсем небольшая, да и сам Дикон понимает, что напиваться сейчас, тем более в присутствии непонятно кого, глупая затея.
Только ведь он и не хотел. Или хотел?

— Герцог Алва появился внезапно, будто призрак, и началась паника. Большая часть зевак бросилась прочь, помешав цивильникам сразу добраться до эра Рокэ, а тот, порубив нескольких, прорвался к Фердинанду Оллару... Ну, знаете, так спокойно, будто просто на прогулке...

Ричард сглатывает горечь на языке, вновь делая большой глоток. Становится полегче.

— И тогда Фердинанд Оллар освободил герцога Алву от клятвы. От всех клятв. Не понимаю... — Ричард прикусывает с досады губу. — У него действительно был шанс всё бросить и ускакать за подмогой. Или присоединиться к любой из армий, чтобы весной вернуться.

Сона под ним радостно заржала, заметив своего полубрата, этого демона в лошадином обличии. А вот он сам не заметил, в какой момент рядом с ним самим оказался проклятый Спрут.

— Кажется, Альдо тоже догадался об этом. Поэтому и отдал тот приказ. Схватить любой ценой, живым или мёртвым. А потом... — Ричард смотрит в свой пустой бокал так, словно именно в нём разгадка на давно терзавший вопрос. — Кто-то из цивильников успел направить пистолет на Алву, но сам герцог этого не видел.

Ричард досадливо морщится, пытаясь представить, что было бы, не реши он вмешаться.
Хуже? Лучше? Тоже самое?

— Я не очень метко стреляю, но с такого расстояния промахнуться было сложно. — Тёмное и красное вновь льётся в бокал, а Ричард вдруг понимает, что начав рассказывать, остановиться уже не может. — Но тут лошадь герцога Придда... Не знаю, как он это сделал, но его конь толкнул? Да, наверное, толкнул Сону как раз в тот момент, когда я нажимал на курок. Пуля попала в герцога Алву.

Испытывая непреодолимое желание подняться и пройтись по кабинету, он всё-таки передумывает, ощущая, как начинает качаться этот самый пол в этом самом кабинете.

— Я не целился в герцога Алву. Но мне всё равно никто не поверит. Как и вам, если расскажете.

Высказав, буквально выцедив никому ненужную правду, Ричард ощущает внезапное умиротворение.